Спросите солдата, который лежал в окопах или шел в атаку, какое оружие он ценил больше всего? Не для парада и переклички, не в общефронтовом смысле, а на привале, в бою или просто так для себя. Оружие, которое всегда с тобой и цена которому – жизнь. Большинство скажет – конечно, это армейский нож. Самое древнее и самое совершенное оружие в мире. О нем не так часто говорят, как о Т-34 или легендарной «Катюше», он не столь воспет в песнях, как «трехлинейка» или «Максим», но нет солдата, который не вспомнит с любовью свой нож. Едва ли эти незатейливые клинки ковали Победу в буквальном смысле слова, но если учесть, что без ножа любой боец как без рук, то, значит, и они имеют значение…

В моей скромной коллекции есть два клинка, с каждым из которых связана маленькая история прошедшей войны. Неважно, что истории попали ко мне с ножами и вроде бы не относятся к эпическим – они свидетели и соучастники героической эпохи и их персональные истории – это частица вечности человечества.

 

Финка родом из Золингена

Дед мой Иван служил в Отечественную артиллеристом, а потом до конца дней строил дома, плотничал по найму, а в последние годы проработал столяром в клубе. Железо любил истово и меня к нему приучал – топор наточить, ножик поправить или отбить косу – умел все и относился к делу серьезно. В доме – ни одного незаточенного инструмента или, упаси бог, ржавчины на лезвии. Этот ножик я нашел в ящике с инструментами. Длинный, щучкой вытянутый клинок с большими овальными долами – проточками вдоль лезвия, почти до острия. Рукоятка наборная, как принято было в те годы – белое и черное пластиковое наслоение (пластика этого цвета завались было в любом хозяйстве).  Снизу латунная головка, чуть изогнутая кпереди, перед самым клинком – прямая, овальная дужка. Финка. Пацану такая находка, как пиратский клад для кладоискателя. Дня три носил тайно, потом сдался с повинной. Дед финку взял, повертел в руках, и вернул. Владей, дескать. Много лет этот большой и, наверное, запрещенный ножик служил мне верой и правдой – в походе порезать все что угодно, друзьям показать, построгать палки, и просто иногда полюбоваться. Знал о ноже немного. Финка, как финка – чуть острее и немного совершеннее по форме большей части самодельных «режиков», с которыми играли в ножички буквально все мальчишки – от апреля, когда окончательно сходил снег, и земля становилась мягкой, до начала школьных занятий. Нож был с войны – нож, который до последнего дня деду служил на фронте – резали им консервные банки и постромки лошадей, застрявших в грязи, с ним выходили из окружения, когда ни патронов не оставалось, ни винтовки. И еще на самой кромке, внизу – едва видные, практически стертые абразивом –– шли несколько букв, которые при очень пристальном рассмотрении (я под школьный микроскоп тайком таскал изучать) складывались в загадочные латинские буквы Sollingen…

Сейчас знаю – клинок трофейного немецкого штыка от карабина К-98 часто становился объектом такой вот модернизации. Стачивалась, или просто убиралась сломанная рукоять, чтобы не вызывать вопросов у бдительных чекистов, а отличный, почти совершенный в свой функциональности клинок, насаживался на привычную в те годы наборную рукоятку. Такие ножи, немного похожие на финские «пукко», так и называли – «финками». Их носили тыловики и разведчики, с ними ходили всю войну, подтачивая иногда на кирпиче или просто о солдатский ремень, после войны ими пользовались и шпана, и охотники. Универсальная вещь… Дед принес с войны простой солдатский артефакт, в котором нет легендарности и на грош, но тот оставался верен бойцу всю войну, и был надежен, как друг. Совсем не странно, что, пролежав в ящике для инструментов много лет после Победы, он снова вернулся в строй, правда, не в столь драматических обстоятельствах. Поскольку я его потерял, надеюсь, что живет он где-то до сих пор и радует какого-нибудь коллекционера.

 

Англичанин чешского происхождения

Когда в чешской антикварной лавке хозяин Зденек, которого я знал лет десять, достал хищный обоюдоострый клинок «Файрнборн-Сакс», я понял, что счастье на свете есть и оно выпало именно мне… Вообще-то я просил что-нибудь такое простенькое, с войны и не слишком дорогое, поскольку инкрустированный серебром полуметровый «хиршфингер» или эсэсовский «Кинжал чести» мне оказался бы не по карману, да и таможня едва ли «даст добро» на такое приобретение. Но из-за прилавка появился классический «F-S» с металлической рукоятью и вытертыми до дыр кожаными ножнами. Классика, в коллекциях редкая. Вот если есть оружие, созданное не для красоты, а для убийства – то именно этот небольшой кинжал как раз таков. Коническая полоса черненой шеффилдской стали, ничего кроме простого металла на рукоятке и острой обоюдоострой кромки. Британские парашютисты из отрядов диверсионного спецназа и по сей день носят такие кинжалы, чтобы снимать в ночи часовых. Да он больше ничего и не умеет, такой нож…

Зденек равнодушно принял деньги, завернул убийцу в целлофан, потом в плотную бумагу и на вопрос, ОТКУДА, рассмеялся.

– Тебе повезло, потому что вчера истек день, до которого я должен был его сохранить. Года три назад ко мне пришел старый чех и принес несколько вещей на продажу. Незадолго до войны в поисках работы его занесло на Британские острова – тогда многие чехи искали лучшей жизни, а потом, когда Гитлер нас оккупировал, он пошел добровольцем на фронт в Английскую армию. Он и сейчас высокий парень – не знаю, жив ли до сих пор, – но когда пришел, был стариком метра под два… Его взяли в парашютисты и он прослужил почти до конца войны, а потом вернулся домой… Его вещи я продал, а нож он просил придержать (вчера был последний день), и продать когда истечет срок. Я не знаю, сколько он стоит, я прошу цену, которую назначил хозяин, но вот тут около рукояти есть зарубка…

Он показал мне ее и несколько раз провел по ней пальцем…

– Эта штука спасла ему жизнь в битве за Эль Газалу, в Африке против частей Роммеля, когда британский диверсионный отряд, посланный генерал-майором Окинлеком попал в засаду, а когда закончились патроны, отбивался врукопашную. Отбились, наверно… Думаю, больше он не придет, вот и продаю...

 

Два мгновенья большой войны – два клинка и два воспоминания. Не думаю, что все, связанное с Победой глобально и высечено в мраморе и железе. Две истории, ничем не похожие одна на другую – для меня просто детали, воплощенные в отточенных гранях. Они рельефнее и четче рисуют прошлое моей страны и моего мира. Запомним их, быть может, и они станут страницей будущей памяти. В конце концов, они тоже сделаны из стали…

 

Александр Самарцев