Приднестровская Молдавская Республика единственный регион на территории Восточной Европы, где после ввода миротворческого контингента военные действия были прекращены и не возобновлялись. Мало того, такая угроза даже не просматривается. Такое относительное равновесие сохраняется, несмотря на то, что никуда не делись предпосылки для самого серьезного конфликта.

Многочисленные и многолетние переговоры с участием и при посредничестве России, Украины и ОБСЕ так и не помогли Кишиневу и Тирасполю достичь согласия по поводу статуса непризнанной Республики. Молдавия постоянно требует вывести российские войска со своей номинальной территории, но те не сдвигаются ни на метр.

Наконец, стороны то и дело обвиняют друг друга в «провокациях». Опыт – хоть грузино-абхазский, хоть армяно-азербайджанский – вроде бы показывает, что всего этого на просторах бывшего СССР вполне достаточно для начала целой серии маленьких войн. Однако в приднестровском регионе пока все тихо, спокойно. И эксперты с наблюдателями уверенно заявляют, что, скорее всего, здесь так и сохранится статус кво.

Конечно, у обеих сторон потенциального конфликта есть свои естественные внешнеполитические гаранты безопасности, которые можно было бы назвать «крышами».

В чем же причина подобной относительной умиротворенности? Да, конечно, у обеих сторон потенциального конфликта есть свои естественные внешнеполитические гаранты безопасности, которые можно было бы назвать «крышами». Хотя не стоит преувеличивать их роли. За Приднестровской Молдавской республикой (ПМР) неизбежно стоит Россия. Иначе и быть не могло. В конце концов, заднестровские районы Молдавии вместе с Тирасполем взбунтовались именно против отделения – тогда еще от Советского Союза. Жителям этих мест совсем этого не хотелось.

Вдобавок, их категорически не устраивала перспектива присоединения к Румынии. Порыв к совершению этого рискованного, авантюрного шага охватил в 1989-1991 годах молдавскую общественность. Многие представители местной интеллигенции и лидеры нарождающихся антисоветских партий видели в этом «аншлюссе» чуть ли не восстановление исторической справедливости. Однако нынешнее Приднестровье никогда не входило в состав румынской Бессарабии, и население этих районов тяготело не к Западу, а к Востоку, к Украине с Россией. Да и молдавско-румынским языком практически не пользовалось. Поэтому основатели самопровозглашенной республики апеллировали к Москве, и Москва не могла не отозваться.

А больше никто прийти на помощь и не мог. У соседней Украины было слишком много проблем со своей собственной независимостью. Кроме того, определенные сепаратистские сигналы поступали из Крыма. И поддерживать какие-либо непризнанные государства Киеву было не с руки, проще было уйти в глухую несознанку, то есть, простите, нейтралитет. Зато российская армия, кстати, оказавшаяся на территории ПМР, а вовсе не введенная туда извне (так что рассуждения насчет «оккупации» – абсолютно беспочвенные), поспособствовала сохранению новой республики. А затем разгоревшийся было конфликт стал тихо тлеть и почти угас. Но все-таки российский фактор, сколь он ни важен, нельзя считать единственной причиной затишья и относительного спокойствия на этом взрывоопасном участке. Возможности Москвы не беспредельны. Так, например, за все годы существования ПМР ни разу не шло речи о возможности признания ее независимости Российской Федерацией – по примеру Абхазии с Южной Осетией.

Две эти республики неслучайно называют нашими «сателлитами».

Две эти республики не случайно называют нашими «сателлитами». Хотя юридически они не являются частью России, но в политике объективная реальность часто важнее юридических абстракций. Как известно, ни Южную Осетию, ни Абхазию не признало больше ни одно серьезное государство. И всем понятно, что возникновение еще одного подобного фактического анклава РФ приведет к невероятным сложностям и проблемам. Прежде всего, с Украиной.

Между тем, нет никакой необходимости «стулья ломать». Прежде всего, Кишинев ведет себя не столь нервно, как Тбилиси времен Михаила Саакашвили. Да, оттуда то и дело раздаются упреки, отдельные обвинения в вышеупомянутых «провокациях», на которые Тирасполь неизменно отвечает симметрично. Но чего нет – так это воинственности. Дело отнюдь не в персоналиях, не в конкретном руководстве Молдавии. Оно слишком часто менялось за минувшие 23-24 года. Но всякий руководитель, если он не совсем уж отмороженный маргинал, не может не считаться с настроениями собственных сограждан. А в этом смысле в Молдавии произошел крутой перелом.

Порыв к воссоединению с Румынией в Молдавии угас напрочь.

 

Порыв к соединению (или воссоединению) с Румынией напрочь угас. Этнические, национальные соображения отступили перед экономическими. Можно долго спорить об этнических материях – составляют ли румыны и молдаване одну нацию, или все-таки две близко родственные. В любом случае, говорят они на одном и том же языке. Но лозунг «мы один народ» больше не работает. Хотя в Бухаресте периодически раздаются призывы к объединению, и даже на самом высоком уровне, с молдавской стороны сила тяготения к братской стране иссякла. Не хватает молдаванам того, что тянуло немцев из ГДР к собратьям из ФРГ – соблазна богатства.

Попросту говоря, жителям одной нищей страны, пребывающей в глубокой разрухе (то есть Молдавии) трудно найти стимул для присоединения к другой, почти такой же нищей. Даже националистические партии в Кишиневе ведут речь не о соединении с Румынией, а о вступлении в Европейский Союз. Фактически, ЕС на сегодняшний день стал внешнеполитической «крышей» Молдавии, противостоящей российскому влиянию в Приднестровье. Однако вялотекущие многолетние переговоры с Евросоюзом могут соревноваться в безрезультатности с такими же переговорами о статусе Приднестровья. Эта неопределенная перспектива не окрыляет, не возбуждает граждан Молдавии. Да и у ЕС в результате экономического кризиса хватает своих проблем. На них уже и так мертвым грузом, балластом висит Греция и почти вся Восточная Европа. Мысль о том, что придется кормить еще и нищую Молдавию, едва ли вдохновляет европейских политиков. И даже если они готовы поступиться экономической целесообразностью ради абстрактно-идеологического фетиша «единой Европы», то их избиратели к этому категорически не готовы. Вот почему Кишинев, молдавское руководство, вне зависимости от своих субъективных желаний и устремлений, не хотят и не будут чрезмерно обострять отношения с Приднестровьем, то есть – с Россией.

Поэтому последние ритуальные переругивания сторон из-за принятого парламентом ПМР и подписанного президентом «Закона о государственной границе» не должны привести к реальному конфликту. Строго говоря, перебранка началась даже не из-за самого закона, который просто повторяет пункты из Конституции ПМР, а из-за нескольких спорных районов, которые Кишинев считает находящимися в своей юрисдикции. Но в Тирасполе думают иначе.

Если крестьянина поставят перед выбором: или остаешься без земли, или признаешь юрисдикцию Приднестровья, то абсолютно неизвестно, каким будет решение этих людей.

Как объяснил один из членов молдавской делегации по переговорам с Приднестровьем Ион Ляху, «проблема заключается в земле». «Земля действительно приобретает новое значение. Но для этих сел земля действительно единственный источник существования. И если крестьянина ставят перед выбором: или остаешься без земли, или признаешь юрисдикцию Приднестровья, то я даже не знаю, каким будет решение этих людей», – считает Ляху. На самом деле ясно, каким будет это решение. Ведь, строго говоря, как у молдаван сейчас нет экономических стимулов для объединения с Румынией, так и у приднестровцев нет никаких экономических причин стремиться под власть Кишинева. Во все справочниках указывается, что «индекс экономического развития, материальной обеспеченности, а также коэффициент социальной защищенности населения на территории ПМР остается выше, чем в остальной республике».

Еще бы: там находится основная часть всей промышленности бывшей Молдавской ССР. Безусловно, это не способствует процессу интеграции. Молдавии не по силам проглотить и переварить Приднестровье. По оценкам экспертов, подобное зыбкое равновесие может сохраняться еще не один год.

 

Николай Троицкий