Имя Олега Кашина - российского журналиста, блогера и писателя – в очередной раз всплыло в СМИ в связи с «социальным экспериментом», который он попытался произвести – подал в суд на Минфин дабы посмотреть, работают ли поправки, по которым пострадавшие по делу, в котором виновные лица не установлены, имеют право на возмещение вреда в связи с нарушением сроков расследования (по мнению Кашина, именно это с ним и приключилось). В результате вышел не эксперимент, а судебный конфуз - на заседание не пришли ни Кашин, ни его адвокат, ни представитель министерства финансов, ни прокурор, ни представитель Следственного комитета. А на нет, как известно, и суда нет.

Впрочем, история не об этом, и имя Олега Кашина, любезно предложенное им самим в качестве инфоповода на пустом месте, послужит нам лишь стартовой площадкой. Кашина можно не любить, но по-человечески посочувствовать можно – в 2010 году двое неизвестных устроили ему переломы ног, верхней и нижней челюстей, сотрясение головного мозга, кроме того журналист лишился фаланг пальцев, после чего провел несколько дней в коме. Уже тогда, в 2010 году Кашина робко называли «сакральной жертвой», имея ввиду «кровавый режим» в качестве жертвователя. Сегодня «сакральной жертвой» в соцсетях и СМИ называют убитого Бориса Немцова, но по сути дела имя этой самой «жертвы» не имеет ключевого значения, важен лишь наряд мученика от оппозиции, в который комментаторы обряжают ту или иную подходящую фигуру. Российский поэт Андрей Орлов, больше известный как Орлуша, написал на смерть политика стихотворение, которое весьма наглядно отражает новую отечественную традицию обожествления:

Это случилось в Москве сегодня.
Не промахнулись стволы подлецов.
В строю российской Небесной Сотни
Правофланговым – Борис Немцов.

Именно так, предельно ультимативно – небеса, герой, борец. И это при том, что до того злосчастного вечера Немцов и его борьба (правая, неправая, хорошая ли, плохая – сейчас не об этом речь) занимали лишь весьма ограниченный круг общественности. Непреодолимая тяга к сакрализации своих пострадавших деятелей и последующее потрясание их внезапно ставшей священной памятью воистину превосходит аналогичные инициативы провластного пула – по крайней мере, соответствующий пример сходу и не припомнишь.

Грехи замученных «кровавым режимом» страстотерпцев выхолащиваются и автоматически прощаются, а любая попытка напоминания о них получает клеймо ворошения грязного белья. Хотя на самом-то деле хочется, конечно, не копаться в чужих грешках, а лишь напомнить, что политика – дело зачастую грязное и «нищие духом» не занимаются ею. Поэтому сакрализация своих «жертв» с параллельной демонизацией карающей длани режима – метод, отдающий подростковым максимализмом, портвейном и революцией, что, безусловно, может нравиться многим мальчикам и девочкам – но, увы, не от большого ума.